Борись за меня

Глава первая

Деклан

Восемь лет назад

— Что, черт возьми, нам теперь делать? — Джейкоб смотрит на меня, желая получить ответы, которые я не могу дать.

— Я не знаю, — говорю я, глядя на развалины перед собой.

Сердце колотится, и мне кажется, что я смотрю фильм, а не ужасную реальность.

— Он должен заплатить за это, — говорит Коннор, его руки все еще дрожат.

Никто из нас не думал, что эта ночь пройдет так. Она должна была быть наполнена праздником и смехом. Наконец-то мы все четверо уедем из этого Богом забытого города, подальше от пьяного, жестокого отца.

Я наконец-то собирался попросить Сидни выйти за меня замуж.

Только благодаря ей я дышу. Она — все, что имеет значение, и теперь я должен отпустить ее. Всего один момент. Машина, съехавшая в кювет, звуки, запах смерти. Я не могу перестать воспроизводить это в своем сознании.

Оставаться на обочине дороги — не вариант. Мои братья возьмут на себя вину за то, что он сделал, а я не могу этого допустить.

— Мы уходим.

Три взгляда обращены ко мне, и все они полны недоверия.

— И оставим их здесь? — кричит Коннор, указывая руками на груду метала.

— У нас нет выбора, Коннор! Мы не можем остаться. Не мы были за рулем, а это будет выглядеть так, будто мы были за рулем! — я кричу, хватая младшего брата за плечи. — Мы вернемся. Мы позаботимся о том, чтобы завтра он признался.

— Нет, — Коннор, тот, у кого самое большое сердце, качает головой. — Нет. Мы не были за рулем, и мы не можем бросить этих людей.

Джейкоб вздыхает и дотрагивается до его плеч.

— Деклан прав, — Шон смотрит на меня, в его глазах мелькает понимание. — Моя машина была…

— Я знаю, поэтому мы и должны уехать. Это твоя машина сбила их.

До Коннора, кажется, только сейчас доходит, в чем дело. Может, за рулем и был наш отец, но он был в машине Шона, когда тот совершал это преступление. К кому это, скорее всего, приведет? К Шону.

— Дек… — голос Шона дрожит. — Мы не можем бросить этих людей. Коннор прав.

Я киваю.

— Мы поедем домой и скажем ему, что сдадим его. Коннор прав. Он заплатит за это. Но мы не можем быть здесь.

Мне становится плохо. Все пошло не так. Мой отец был пьян, пытался подраться с Коннором, но поскольку мой брат уже не ребенок, отца поставили на место. Как бы он ни хотел разобраться с остальными, при мне он ни черта не сделает. Не потому, что они не могут держать себя в руках, а потому, что он знает, что я убью его на хрен, если он еще раз тронет кого-нибудь из нас.

Однако сейчас я чувствую себя так же, как в первый раз, когда он избил меня. Меня парализует тот факт, что тот, от кого я произошел, может быть таким ужасным.

Я смотрю на машину, колеса подняты, из под колес валит дым, и мне приходится бороться с тошнотой.

Одно мгновение — и вся моя жизнь изменилась.

— Пойдем, — говорит Джейкоб, таща Коннора к машине.

— Это неправильно! — он отдергивает руку и направляется обратно.

Я чувствую то же самое, но я должен защитить своих братьев.

— Мы ничего не можем сделать, Коннор. Они мертвы, и только мы стоим здесь. Это была машина Шона, и мы понятия не имеем, добрался ли отец до дома. Мы должны пойти за ним, черт возьми! А если он ранен? Я обещал маме. Я должен идти.

Он выглядит растерянным, и чувство вины охватывает меня с такой силой, что становится больно дышать. Всего этого можно было бы избежать, если бы мы спрятали ключи, как всегда, но прошло почти четыре года с тех пор, как я жил в Шугарлоуф. Я был беспечен. Мы все были такими.

Я должен был знать, что отец возьмет машину. Я старший, я всегда спасал своих братьев, а теперь я их подвел.

Однако я не позволю никому из братьев страдать от последствий моей глупости.

Через несколько секунд мы вчетвером садимся в машину. Никто не говорит. Что мы могли сказать? Я думаю о людях, которых мы оставили позади. Были ли они чьими-то матерью и отцом? Были ли они хорошими людьми, которых мой отец забрал из этого мира?

Когда мы возвращаемся в дом, мы все четверо мрачные и неуверенные. Мы находим отца в отключке на диване, как будто он только что не убил двух человек. Я пинаю его, потому что я так зол и мне все равно, но он ворчит и снова засыпает.

— И что теперь?

— Теперь мы останемся здесь, пока он не проснется, а потом отправим его задницу в тюрьму.

Наступает утро, и я встаю первым.

Мне неспокойно, и я выхожу из дома и направляюсь к машинам, проверяя, не приснились ли мне события прошлой ночи.

Но на бампере Шона есть царапины и вмятина, на красной краске — синие полосы, а сам бампер болтается. Я закрываю глаза, ненавидя себя за то, что здесь снова беспорядок, который я не знаю, смогу ли убрать.

Я думаю о своей матери и о том, как она была бы разочарована. Она была ангелом, которого забрали слишком рано. Ее тепло, любовь и преданность детям не имели себе равных. После ее смерти мы остались одни, и ее последнее желание — единственная причина, по которой я здесь.

Я давал ей обещания, пока она лежала там, умирая. Я сказал ей, что буду защищать своих братьев, следить за тем, чтобы с ними все было в порядке. Я дал ей слово, и посмотрите, к чему это привело.

Я падаю на колени, смотрю на повреждения и молюсь, чтобы человек, который всегда думал только о себе, в этот раз поступил правильно.

В этот момент я слышу шорох позади себя.

— Дек? — голос Коннора тихий, но звучит так, будто он кричит в тихом утреннем воздухе.

Он ищет у меня ответа.

— Это действительно произошло, — говорит Джейкоб.

— Да… Я бы хотел, чтобы это не было правдой, но вот доказательство.

Когда Шон открывает дверь, его лицо измождено, и кажется, что он потерял годы своей жизни.

— Я не могу смотреть на эту машину.

Прежде чем я успеваю заговорить, отец выходит, проводя рукой по лицу. Он врезается в Шона и тут же приходит в себя.

— Что вы делаете, четыре идиота?

— Ты помнишь что-нибудь о том, что ты делал прошлой ночью?

Я с трудом смотрю на него, потому что это не тот человек, который меня вырастил. Он самозванец, пьяница и жестокий урод, который думает, что мы должны быть выходом для его гнева.

— Ты признаешься в том, что сделал, — мой голос не оставляет места для дискуссий. — Ты убил двух человек прошлой ночью и снова подверг опасности своих сыновей. Я больше не буду тебя защищать.

Отец смотрит на машину, потом на нас. Мы готовы сражаться с ним, несмотря ни на что.

— Черта с два.

— Ты никчемный кусок дерьма! — кричит Шон и направляется к нему. Я хватаю его за руку и останавливаю. — Ты разрушил жизни всех! Мою, их! Я больше не позволю тебе этого делать! Ты признаешься! — кричит он.

Шон всегда был спокойным, и мама называла его «милым мальчиком». У него нежное сердце, поэтому, когда он возмущается, все остальные теряют дар речи.

Отец делает шаг ближе, его грудь вздымается, а на губах образуется слюна.

— Ты собираешься заставить меня, мальчик? Это твоя машина получила повреждения. Это ведь вы четверо катались вчера вечером, не так ли? Уверен, все в городе знают, что братья Эрроувуд вернулись, а от этого грузовика много шума. Вы уверены, что вас никто не слышал?

Гнев, какого я никогда не испытывал, начинает нарастать.

— Ты был за рулем.

Его злобная ухмылка расплывается.

— Никто этого не знает, сынок.

— Я не твой сын.

— Вам четверым стоит подумать о том, как это будет выглядеть. Вы все вернулись, на машине Шона есть повреждения, и вы сказали, что два человека мертвы…

Дыхание Коннора становится громче, и я вижу, как он сжимает кулаки.

— Ты отвратителен.

— Может, и так, но, похоже, вы сами вляпались в неприятности. На вашем месте я бы держал язык за зубами, чтобы в итоге не отправить брата в тюрьму. А осужденного никто не пустит в армию… Затем он переводит взгляд на Шона.

— Было бы обидно, если бы ты потерял стипендию, не так ли? Он ухмыляется мне и уходит в дом, оставляя нас четверых в ошеломлении.

— Он не может этого сделать! — кричит Джейкоб. — Он не может повесить это на нас, не так ли?

Они смотрят на меня, всегда на меня, и я пожимаю плечами. Я не думаю, что ему что-то грозит.

— Я не знаю.

— Я не могу попасть в тюрьму, Дек, — говорит Шон.

Нет, не может. Шон уедет. Мы все уберемся далеко от этого города. Я не могу так поступить и с Сидни. Я не могу взвалить на нее бремя того, что случилось прошлой ночью, и разрушить будущее, которого она так отчаянно хочет. Какую жизнь я смогу ей дать, если он выполнит свою угрозу? Как она поступит в юридический колледж, будучи замужем за человеком, который оставил двух человек мертвыми на обочине дороги?

И если я не смогу получить ее, то другой никогда не будет.

Есть только один вариант: клятва между тремя единственными людьми, которые имеют большее значение, чем моя собственная жизнь.

— Мы обещаем друг другу прямо сейчас, — говорю я, протягивая руку, а затем жду, пока каждый из моих братьев обойдет вокруг меня и соединит руки и запястья. — Мы клянемся, что никогда не будем такими, как он. Мы будем защищать то, что любим, и никогда не женимся и не заведем детей, согласны?

Это значит, что я откажусь от Сидни. Это значит, что я разрушу все свои гребаные мечты, но это единственная защита, которую я могу ей дать. Она найдет другого мужчину, лучшего, и будет счастлива. Она должна быть счастлива.

Шон быстро качает головой.

— Да, мы никогда не будем любить, потому что не можем быть похожи на него.

Джейкоб говорит твердым, как сталь, голосом.

— Мы не поднимаем кулаки в гневе, только чтобы защитить себя.

Глаза Коннора наполняются гневом. Его руки, словно сталь, сжимаются все сильнее, когда он смотрит на меня.

— И мы никогда не заведем детей и не вернемся сюда.

В унисон мы все вздрагиваем. Братья Эрроувуд никогда не нарушают данных друг другу обещаний.

Несколько часов спустя мы перегнали машину в заброшенный сарай. Мы все устали, разбиты и измучены. Джейкоб, Шон и я уезжаем завтра, а у Коннора есть еще несколько недель до того, как он отправится в учебный лагерь.

— Дек? — Шон хватает меня за руку, когда я прохожу мимо него.

— Да?

— Ты не должен этого делать, знаешь?

— Что делать?

Он вздыхает и откидывает волосы назад.

— Разбивать ей сердце. Я знаю, что мы сказали, и хотя это работает для нас троих, мы все были… в жопе. Ты любишь Сидни.

Люблю. Я люблю ее больше всего на свете, достаточно, чтобы отпустить ее. Достаточно, чтобы дать ей лучшую жизнь, чем я когда-либо смогу. И я люблю ее настолько, что знаю, что разбить ее сердце — лучший подарок, который я могу ей сделать.

— Я не могу любить ее и думать о том, чтобы нагружать ее всем этим. Я не могу дать ей будущее, и я не нарушу своего слова.

Мое сердце разрывается от одной мысли об этом, но я должен оставаться сильным.

— Если я останусь с ней, мы всегда будем привязаны к этому городу. Я не могу этого сделать. Я должен уехать, начать новую жизнь и дать ей возможность сделать то же самое.

Шон сжимает переносицу.

— Она никогда тебя не отпустит.

Я качаю головой, с трудом выдыхая воздух.

— У нее нет выбора.

Я ухожу, потому что мне больше нечего сказать. В этот момент все, что осталось — это обида и боль от принятых нами решений. Я должен пощадить ее. С этого момента я должен держаться за то, что мой поступок правильный. И неважно, как сильно мне будет больно это делать.