Разлучница. В плену прошлого

Глава 1

Иногда себя в зеркале узнаю. В последние два месяца это случается все чаще и в первые секунды испытываю лишь недоумение, но чем дольше смотрю, тем острее чувствую себя уязвимой. Будто вновь вижу свое жалкое отражение в насмешливых глазах Смолина. Наверное, виной тому бесконечные разговоры о детях.

— Кира грезит ходить беременными на пару, — делюсь вслух своей головной болью.

Валентин давится только что принесенным мной горячим кофе и долго кашляет.

— Кто ж такое под руку, — хрипит и бросает затравленный взгляд исподлобья. — Но вообще, я не против. Если ты за.

— Так она это в твоем розовом дневничке прочитала? И где ты хранишь его, проказник? — иронизирую, хитро сощурившись и грозя Вале пальчиком. Суровому рослому мужику тридцати семи лет.

— Хорош, — осаживает Валя хмуро. — «Нет» было вполне достаточно.

Чувствую укол совести, но вида не подаю.

— Поговори с ней. Не хочу ее обижать, но эта навязчивая идея у меня уже в печенке.

— Почему я? — невинно вскидывает густые темные брови Валентин.

— Твоя же жена, — удивляюсь, округляя глаза.

— Как косточки мне перемывать, так вы лучшие подружки.

— Валь.

— Не самая ее плохая затея, — произносит уже серьезно. Присматривается ко мне, взгляд тускнеет и становится жалостливым.

— Еще слово и я решу, что ты спал со мной из сострадания.

— Ну да. Развелся я по той же причине.

— По гроб вспоминать будешь? — обиженно надуваю губы, а Валя улыбается:

— Надеюсь. Иди сюда. — Он отъезжает на стуле от стола и хлопает себя по коленям.

— Как непрофессионально, — закатываю глаза на его выходку, но против понежиться в знакомых крепких объятиях ничего не имею. — Вызываешь клиентов?

— Нет, непристойно домогаюсь своего секретаря, — отвечает, не моргнув и глазом. Сажает меня вполоборота, обнимает, тыкаясь носом в плечо. На приставания даже не тянет. — И таким макаром можно вызвать только жену.

— А говорил, я помощник, — вздыхаю «горестно» и под Валиной лукавой ухмылкой разворачиваюсь к нему спиной.

— Могла бы быть партнером, — его голос снова становится серьезным.

— Кирюша не потянула бы роль любовницы, — шутливо перебиваю его и, подавшись чуть вбок, ненадолго накрываю его рот ладонью, чтобы не сказал вслух то, о чем пожалеет. О чем мы оба пожалеем.

— Клиентов в самом деле не густо, — резко меняет тему и направленность коллективной мысли. Что тут скажешь, Валентин умный и проницательный мужчина. — Если хочешь, давай еще раз обмозгуем дело номер шесть.

— Нет, — отвечаю после паузы, тщательно обдумав предложение.

Соблазн согласиться слишком велик, но сколько можно? Три года мы то и дело ищем новые зацепки, мотаемся в мой родной город, тратим время и остатки моего душевного равновесия, но упираемся в одну и ту же закрытую дверь, за которой под семью замками сокрыта тайна гибели моего брата. Дело под щадящим мои нервы кодовым названием «номер шесть». Ровно столько раз водолазы прочесывали реку.

— Как скажешь, — Валя нежно целует мое плечо, неприкрытое бретелей довольно легкомысленного по причине жары платья. Обнимает под грудью, принуждая облокотиться на него спиной, но как расслабиться с колом через весь позвоночник и битым стеклом вместо сердца? Еще один вопрос без ответа.

Странные у нас отношения. Мы оба это отчетливо понимаем, была страсть, но нежного взаимного чувства из нашего нетипичного знакомства родиться не могло. Чем я занималась даже вспоминать не хочется, но иногда приходится, чтобы напомнить себе, из какой темноты он меня выдернул.

Шесть лет назад я попала в аварию. За рулем был мой друг, Вася Школьников. Сердобольный безотказный парень, которого я, сама того не желая, возненавидела всей душой. В ту роковую ночь я потеряла ребенка от мужчины, которого любила каждой клеточкой своего израненного сердца. Я грезила своим малышом несмотря на то, что с его отцом мы уже не были вместе. Несмотря на то, что он вытер об меня ноги, бросив самым унизительным образом. На ребенке сосредоточился весь мой мир, только в нем я видела надежду на что-то светлое в будущем. У меня не осталось никого. В ту ночь я потеряла и саму себя.

Срок был небольшой, всего четырнадцать недель. Наверное, только это спасло меня: я не успела ощутить первых толчков, живота совсем не было. Но там, в больнице, я превратилась в безэмоциональный кусок мяса. И тогда увидела ее, девушку примерно моего возраста.

Что-то кольнуло в груди, когда ночью перед выпиской я, слоняясь по коридору, услышала ее тихие горькие всхлипы. В попытке ухватиться хоть за какое-то проявление чувств, я нашла ее палату. Она лежала в одноместной, на мое наглое водворение даже внимания не обратила, но когда я села рядом и попыталась ее утешить, поглаживая по плечу, вдруг сказала:

— Когда-нибудь он убьет меня.

У меня спина похолодела, с такой обреченностью в голосе она это произнесла. Не предположение, не фантазия, это было фактом и вопросом времени.

Мы разговорились. Она поведала свою историю, рассказала о муже, который уже в третий раз за полгода доводит ее до больничной койки. Она — девочка из деревни, он — не последний человек в городе. На тот момент я уже четко понимала, что в родных краях не задержусь, поэтому без раздумий протянула руку помощи.

Заинтересовать его оказалось плевым делом, она рассказала о нем достаточно. Я разыгрывала святую невинность, до свадьбы ни-ни, с женатым ни за что. Своего добилась, он подал на развод. В штанах ему уже было тесно, он задействовал связи и избавился от благоверной всего за две недели. И в тот же день, когда все бумаги были подписаны и девушка получила свободу, мы сбежали. В разные города, разными путями, держа в голове новые номера телефонов друг друга. Я уезжала с чувством, что сделала добро.

Осела в незнакомом городе, ничего не опасаясь. Тот мужчина не знал даже моего настоящего имени, я заблаговременно сдала на пять лет квартиру родителей, казалось, продумала все. Кроме одного — я по-прежнему была раздавлена. Бесконечно возвращалась мыслями к аварии, гадала, как бы сложилась моя жизнь, не послушай я Школьникова. Если бы продолжила скрывать свою беременность, боясь реакции Смолина, если бы не поддалась на уговоры друга, если бы не поехала, решившись. Если бы не выскочила в слезах, застав его с другой, если бы пристегнулась. Если бы Вася напомнил мне, ополоумевшей от горя, что надо пристегнуться, а не рванул с места, стремясь увести меня как можно дальше в кратчайшие сроки. Иронично, его машина пробила ограждение моста в том же месте, где и байк брата. Вася спас меня, вытащил. А я прокляла его за то, что не оставил меня без сознания в ледяной бездне. В машине, на илистом дне, где мне и было самое место.

В том городе, оставшись наедине со своими мыслями, я начала медленно, но будто следуя чьему-то безжалостному плану, сходить с ума. Я ненавидела людей. Я им завидовала. Всем. Любому и каждому. А потом вдруг звонок. Номер незнаком, но мой новый знал лишь один человек, и я ответила. Услышала крик о помощи от незнакомки и преодолела семьсот километров, чтобы разбить еще одну семью.

Сарафанное радио работало безотказно. Почти три года я жила этим. Соблазняла чужих мужей, играя одну и ту же роль. Вынуждала их подать на развод. Изображала чувство, уверяла, что невинна, чтобы у них даже мысли не возникало, что можно уломать меня на интимную близость. Впрочем, это было несложно: опыта у меня — три месяца со Смолиным, на протяжении которых он был полноправным владельцем моего тела. Но однажды моей целью стал Валентин.

Его жена плакала на моем плече, уверяя, что работа превратила его в бездушное чудовище. Он умеет втираться в доверие, умеет быть обаятельным, но это все напускное. Он унижает ее, бьет так, чтобы не оставалось синяков, используя опыт работы оперуполномоченным. Я, наивная, верила в каждое слово. Мне хотелось вырвать эту девушку из лап монстра, но я понимала, что представиться вымышленным именем уже не получится: случайное знакомство будет выглядеть подозрительно, все мои слова он может с легкостью проверить. И я пришла к нему с делом о гибели брата.

Денег было в обрез (я жила за счет сдачи квартиры и редких подработок), я сообщила об этом сразу. Он выслушал меня, предложил поработать его помощником. Договорились, что за мое дело он возьмется, когда появится просвет между текущими. У меня за плечами были лишь одиннадцать классов, о чем он прекрасно знал, и тогда мне казалось, что он проявляет благородство, только чтобы залезть мне под юбку. Дала ему месяц, но Валентин не предпринял даже попытки. Зато я вдруг начала чувствовать симпатию. Не знаю, как это случилось, но я ловила себя на том, что мои ненавязчивые прикосновения стали импульсивными порывами, а не игрой. Я стала чаще смотреть ему в глаза. Без слов, мы просто ненадолго зависали друг на друге. Стали больше общаться на отвлеченные от работы темы. И однажды вечером он не выдержал и поцеловал меня.

А я ни с кем… ни с кем после Смолина. Никому не позволяла, никогда до подобного не доводила! И каково же было мое удивление, когда я ощутила приятную тянущую истому внизу живота. Запаниковала, оттолкнула его, убежала. Собрала вещи, сунула ключи от квартиры, которую снимала, в почтовый ящик, помчала от своих демонов на вокзал.

Через полтора месяца он объявился на моем пороге. Грудь вздымается, будто он преодолел расстояние в четыреста километров бегом и никак не мог отдышаться. Лицо суровое, челюсти стиснуты, в глазах настоящее пламя. Вместо слов раскрыл свой паспорт, страницу с печатью о разводе. Решительно шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь на замок.

Господи, как же я тогда испугалась! Меня трясло от ужаса, но я даже закричать не могла. Не физически. Я не могла себе этого позволить, ведь я разрушила его жизнь. Опустила голову, ожидая неминуемого возмездия.

— Я знаю о тебе все, — разжав зубы, сказал Валя. — Все, Вик.

— Прости, — все, что смогла я тогда выдавить из себя.

— Ты всерьез веришь, что я могу поднять руку на женщину? Если да, я уйду прямо сейчас.

Я задумалась. Ответить кивком было так заманчиво, но я прислушалась к собственному сердцу и не решилась соврать.

— Нет, — отрицательно мотнула головой, робко взглянув на него. — Нет, прости, я… поначалу да, потом… не знаю, я просто жила. Прости, мне так стыдно.

— Рад слышать, потому что этой опасной херотой ты больше не занимаешься, — решил он за меня. — И я объясню почему, но позже.

Он в два шага преодолел расстояние между нами. Одной рукой обнял за талию, прижав к себе, вторую запустил в мои волосы, сжав их в кулак. И только тогда мне стала понятна причина его волнения.

Я только однажды видела в глазах мужчины животное желание. Эмоцию, которая управляет телом и разумом. Чувство, стирающее собственные запреты. Жажда, сопротивляться которой невозможно. Но есть такие мужчины, как Константин Смолин, которые сначала идут на поводу у своих инстинктов, а после, оценив последствия, обрубают контакт, не желая нести бремя ответственности. А есть такие, как Валентин Невзгодов, которые сначала думают, договариваются с совестью и минимизируют вероятные потери, а после — решительно действуют.